Галатея на шестернях.
Но мне хотелось сказать ему иногда с раздражением: "Почему бы тебе все-таки не полюбить меня? Мне было бы настолько спокойнее! Почему не установить между нами стеклянную стену страсти, меняющую порой все пропорции, но такую удобную?"
Книги Франсуазы Саган надо прописывать больным страстью, либо страдающим от полного ее отсутствия. Это такой странный антибиотик, после которого остается одно чувство, которое, наверное, и есть правильное: "Все ровно так, как должно быть" После них приходит смирение, иногда приходит покой. Но счастье после них прийти не может.
После них хочется курить, куда-то идти. Иногда, быть может, спать. Но почему-то совершенно не хочется любить.
В "Смутной улыбке" все слишком так, как должно быть. Слишком так, как хочется чтобы было. И именно поэтому ее порой хочется отбросить. Или дочитать до конца, чтобы больше никогда ее не открыть. Чтобы не чувствовать того непобедимого одиночества, которого в ней столь же много, сколь его много в жизни.
"Через месяц, через год" туманна и бесцветна, как парижская осень. И в то же время, от нее нельзя оторваться. Мягкая, нежная, своими переулками она доводит до гибели. И от нее не спрятаться, потому что заблудиться в бездне эмоций и чувств куда проще, чем в улицах Парижа.
И, может быть, она похожа на остальные повести Саган, но тем не менее, у нее есть свой особый неповторимый модернистский привкус. И она слегка напоминает "Лето решений" Памеллы Х. Джонс.
А вообще читать два подряд французских романа нельзя. В них становится слишком много правды.